Воспоминания о Сергее Кускове и его отце Иване Кускове

Исторический центр Москвы в застойные брежневские времена еще не был окончательно изуродован и сломан, а бедные коренные москвичи не были безжалостно выселены на окраины города нуворишами. Я проводил свободное от учебы в художественном училище и работы дворником время в этой пивной. В ней кипела жизнь с утра и до закрытия. Как водится, распивалось не только пиво; портвейн и водка приносились с собой, разливались из-под полы. Тогда я пил в основном портвейн. В пивной гремела посуда, стоял особый гул, в котором сливалась речь десятков мужчин, разогретые алкоголем они душевно беседовали между собой. Так, за пивом, я познакомился с двумя людьми. Рядом со мной, у стойки бара стояли два арбатских типа. Одному, помоложе, на вид можно было дать лет двадцать; выше среднего роста, в очках, он был узкоплеч, сутулился, разговаривая, немного картавил. Второму было лет пятьдесят, он был тоже высокого роста, худ, в очках, в сером плаще и широкополой шляпе. Первый представился Сергеем Кусковым.
Рядом с ним стоял его отец, художник-график, иллюстратор исторических романов Мигеля Сервантеса, Чарльза Диккенса, Александра Дюма - Иван Кусков. После знакомства с Сергеем и Иваном я стал бывать у них в гостях. Мы пили портвейн, говорили о живописи. Оба они жили в прилегающих к Метростроевской улице переулках, в разных коммунальных квартирах. Прокуренная комната, в которой жил и творил художник Иван Кусков, отличалась необычным убранством, особым колоритом, арбатской аурой. Иван называл свое жилье каютой. В небольшой, 13 кв.м., комнате, справа от двери стояла кровать, рядом старый книжный шкаф, по центру комнаты - круглый стол, с висевшим над ним абажуром, около окна находилась небольшая конторка красного дерева. Все стены, потолок, стол, абажур, вещи на столе, даже подставка под чайник имели прикосновение рук художника хозяина.
Потолок был разрисован умброй и марсом коричневым, цвета увядшей листвы, вязью осенних листьев.На стене висели скрещенные старые рапиры. Подставка на пробках под чайник сделана из дерматина, имитирующего кожу, с надписью: Де Артаньян, Портос, Атос, Арамис..
Портреты Дон Кихота, французских мушкетеров, иллюстрация к Чарльзу Диккенсу и другая графика украшали стены кусковской каюты. Иван был в душе романтик, жил в мире образов героев своих иллюстраций.
Его отец Сергей Кусков (к сожалению не знаю отчества), потомственный московский интеллигент, был врачом, писал стихи.
Сын Ивана Кускова Сергей был талантливым искусствоведом. Светлая голова, с энциклопедическими знаниями, одарённый, он нашел свой особенный поэтический стиль изложения. Жизнь художника Ивана Кускова закончилась трагически. Во времена перестройки, когда в продаже не было спиртного, он, с каким-то бывшим капитаном дальнего плаванья (я подозреваю, что это был бес в образе капитана)купил и выпил левый спирт. На девять лет, до самой смерти, ослепший Иван Кусков был прикован к постели.
Искусствоведа Сергея Кускова вынудили обменять жильё на золотом километре Остоженки на Рязанский проспект. После смерти отца он оказался в Краснодарском крае и умер от рака поджелудочной железы в возрасте 53 лет. Было это не то в 87, не то в 88-м. Меня познакомили с Сергеем Кусковым, мы где-то выпили, и нашей спутнице вздумалось затащить меня в квартиру его отца-художника. Затарившись вином, мы зашли в подъезд старого красивого дома в Обыденском.
Открывший дверь хозяин с достоинством льва и галантностью кавалера протянул мне руку, представляясь: Иван Кусков.Но я уже прилип взглядом к развешанным повсюду рисункам, намертво связанным в моей памяти с кучей книг детства: Тиль, Дон Кихот, Айвенго, Майн Рид, Купер... Но главное - Три мушкетера! Наверное, половину удовольствия от этих книг приносили картинки - их можно было рассматривать долго и подробно.Хозяин действительно оказался автором всех этих иллюстраций и я смотрел на него, вытаращив глаза. “Три мушкетера” были первой книгой, читанной мною в полном смысле самостоятельно: едва обучившись чтению, я таком спер со “взрослой” полки толстый красный том с завораживающими картинками. Помню, что на свой лад трансформировал непонятные имена героев, и когда позже довелось услышать о Д'Артаньяне и Арамисе, я не сразу сообразил, что это именно те люди, с которыми я уже был знаком в раннем детстве..Единственная комната хозяина была примечательна  не менее его самого.
Повсюду здесь обнаруживались пустые бутылки. Но хранение пустой стеклотары - важнейшая черта индивидуальности хозяина. Например, в знаменитой квартире Ицковича на Калашном для этого отводился угол большой полупустой комнаты, служившей гостинной. Опустошенные бутылки устанавливались одна к одной, начиная с угла, и со временем равномерно заполняли объем залы, образуя на деревянном полу карту некоего колеблющегося очертаниями материка.
У Кускова же бутылки были не тарой и не материалом для создания новых форм. Это были именно бутылки и каждая находила свое место. Мерзавчики от коньяка прорастали мелкими побегами среди прочих немыслимых полусломанных сувениров на комоде, увенчанном старинной лампой с самодельным абажуром. Внушительные  “огнетушители” от портвейна превращались в пыльные бутыли из-под выпитого в темноте таверны бургундского и укутанные драпировками старых тканей сплетались в натюрморты с поломанной шкатулкой и небрежно брошенным кинжалом. Кроме них присутствовали какие-то графины и фужеры - не то антикварно-хрустальные, не то - купленные вчера в сувенирной лавке. Стены и потолок были расписаны едва угадываемыми в полумраке изображениями. Интерьер заполняли всевозможные шляпы, бутафорские шпаги, старые зеркала,  рога, раковины и масса иных неясных предметов.
И квартира эта, и рыцарственные манеры  хозяина были очень притягательны. Но из всего разговора я помню лишь обсуждение вопроса, сходить ли еще за вином или - пора по домам... 

В момент визита в квартире присутствовал гость - друг, как его представил хозяин, затруднившись, впрочем, назвать его имя. Был это типичный для тех старомосковских переулков философ-алкаш, почти утративший к тому моменту дар речи, но державшийся достойно и многозначительно.

У Кускова-старшего я был, кажется, еще однажды. А с сыном  его мы с тех пор иногда пересекались на каких-то вернисажах. Сергей Кусков был весьма почитаемым в определенных кругах искусствоведом. Работал, кажется, в Третьяковке, эрудицию имел колоссальную, но занимался больше современным искусством: писал, курировал выставки. В 90-е увлекся художественными проектами НБП  - еще “той”, где витал дух Курехина, Дугина и Летова. Пару раз мы выпивали где-то. Выпив, он сперва разгоряченно пускался в изложение каких-то увлекательных своей спорностью идей.  Как-то, впав в ярость, попытался вцепиться мне в горло...  Я пытался понять его, казалось, он видит что-то важное, но речь его была слишком невнятна, дикция ухудшалась с каждой рюмкой, да и я часто был занят совсем другими мыслями. Сергей оставлял у меня ощущение какой-то детской незащищенности. Как-то он сказал, что его отец тяжело болен. А со временем и вовсе исчез из виду.

Жизнь художника Ивана Кускова закончилась трагически. Во времена “перестройки”, когда в продаже не было спиртного, он, с каким-то бывшим капитаном дальнего плаванья (я подозреваю, что это был бес в образе капитана) купил и выпил левый спирт. На девять лет, до самой смерти, ослепший Иван Кусков был прикован к постели. Искусствоведа Сергея Кускова вынудили обменять жильё на “золотом километре” Остоженки на Рязанский проспект. После смерти отца он оказался в Краснодарском крае и умер от рака поджелудочной железы в возрасте 53 лет.

Все, что удалось найти биографического о Кускове-старшем - крошечная заметка на сайте музея МСХШ, где, оказывается, хранятся его работы.
И, наконец, большая подборка его графики, собранная в жж-сообществе first_books.

О Сергее удалось найти всего несколько упоминаний в  блогах и фрагменты его статей.
И образец его “фирменного” стиля:
Так, неслучайно на чёрном фоне, как на небесах ночи, возникает целое созвездие таких малых, но космичных знако-форм, знако-тел. Это часто древние солярные или астральные знаки, чаще - современные авторские их трансформации и вариации, не порывающие с чарами первичных Архетипов. Так и должно происходить: ведь Архетип и живёт лишь перевоплощаясь и переиначиваясь каждый раз заново, всегда по-разному мерцая на грани узнаваемо-неузнаваемости. (из статьи о художнице-керамистке)





Друг хозяина среди его работ


Сергей Кусков и Александр Дугин на сквоте у Петлюры представляют перформанс с какой-то вызывающей огнепоклонническо-фашистской идеей. Идеи не помню, помню лишь, что полыхали горелки газовых труб, и в огне их сжигали подобия этих висящих “живых трупов”.
Сергей Кусков стоит на фоне картины Александра Элмара

БУДЬ ПРОКЛЯТА ВОДКА!!!
Использован материал Дмитрия Борко из ЖЖ