Группа “Полигон”

проект 4 “Памятники” 1993год

...Пробемы искусства, занятые не критицизмом посведневности, а вечными проблемами, метафизическими данностями, могут быть оформлены через вещественные знаки. Эта ориентация сохранилась, она и идет от традиций русского авангарда, от Малевича, если вспомнить западный опыт — от группы «Зеро» и других.
Периодически эта линия оказывается не то чтобы вытесненной, но в положении андерграунда. ...
«Полигон» возвращается к линии пластико-метафизической. Речь идет о мировоззренческих постулатах, о возможности сделать картину или объект окном, порогом между реальностью эмпирической и реальностью сверхэмпирической. В этом смысле Кандинский, Малевич и Клее при всей их разности языков говорили об одном.
И точно также здесь, в рамках одной группы, подразумевается стилевой плюрализм. В отличие от аванграда начала века, где все-таки была наивная вера в опыт одиночки, героического индивидуума, здесь, при том, что, конечно, личностное начало никто не снимает, есть, с одной стороны, признание права отдельного автора быть очень мобильным и изменчивым внутри собственной индивидуальной системы, с другой стороны, каждый из авторов открывается неким сверхличным, может быть, надчеловеческим, духовным данностям, идущим из древности, из вечности, из праистории и постистории. Поэтому здесь маловероятен как художник, работающий в постоянной маломеняющейся манере, блюдущий свою маску, так и идеальная стилевая монолитность. Это, я думаю, сейчас уже недостижимо. ...
Если говорить о семантике названия «Полигон», то доля милитаризованности и агрессивности, которая здесь присутствует, очень важна, если поместить его не в политический контекст, а понять как своего рода шанс героической агрессии против спящей материи для того, чтобы разбудить внутренние, заложенные в веществе силы и в конце концов сделать это областью воспарения выше и за пределы.
У художника есть его сфера действия, его полигон, его лаборатория, где он должен совершить это, с одной стороны, насилие, а с другой стороны — преображение в пространстве, которое ему отведено. Здесь опыт для новой витальности, дионисийского начала в искусстве. Оно помо гает в обращении к проблеме духа, проблеме возможности прохождения через катастрофу, а вовсе не предлагает аскетичности относительно воплощен- ности художника и того, что он делает. Можно не отказывать себе в удовольствии работать с краской, с материей или с осязаемым пространством. Не надо изгонять мир чувств, сенсору, надо понять,что сенсо ра есть нирвана.

Художник Валерий Безрядин

Валерий БЕЗРЯДИН Род. 1 августа 1957 г. в Горной Шории.
Окончил архитектурный ф-т Новосибирского инженерно-строительного института.
Участвует в выставках с 1986 года.
1991 -1992—перформансы «Раздвоение», «Танатос-1», «Танатос-2»,
1990-1993 — участие во всех акциях «Полигона»

...Работы Безрядина поднимают вопрос о новом наведении мостов между пластикой и метафизикой, Формой и Идеей, без прямого заимствования «словаря Традиций». В поле культурных отсылов угадывается Евразийский замес культурной памяти и памяти Бессознательного. О мистической эстетике дзен-буддизма указуют бело-черные монохромы, долженствующие привести к прафеноменам Света и Тьмы. С этой ветвью традиции связана и поэтика ветшания (япон. «ваби-саби»), овеществленной ауры утраченного и обретенного времени, въевшейся в поры и сгустки вещной материи. В искривленных загипсованных тканях есть нечто от обесплоченности белого китайского свитка и от тверди Завесы, что отгораживает от Света сакрального запределья, и только по складкам и изгибам этой завесы символов можно «гадать», что таится за ней!
В мужественных фаллическом вертикализме и жесткости абстрактных изваяний без антропоморфных признаков, но столь подобных человеку в его жизни и, особо, смерти, застывших путевыми метками на границе Формы-Ничто, на перепутий Безвременья-Вечности есть нечто приближающее их к сакральному Северу, «Полярной вести», зашифрованной в менгирах, кромлехах, дольменах кельтских друидов в сочетании сженственной материальностью—со скифскими каменными бабами Евразийской степи. В опыте художника глубокий алхимический аспект. Он делает объекты вдвойне «материальные», наращивая, гипсуя и уплотняя твердь, тем самым провоцируя очаги сопротивления в этих сгустках материальности, подрывая ее изнутри, возводя абстрактную пластику к ее высоким сакральным прообразам, магическим фетишам Древности и, быть может, Грядущего, когда материя обрушится, и мертвого пленного косного пространства этой Вселенной больше не будет!

искусствовед Сергей Кусков