«Образы Метаморфоз»

художественная индивидуальная мифология художника Попова-Амшел

Эстетика и образная поэтика вселенских метаморфоз

    Это Метаморфозы образов и форм, явлений и качеств, феноменов и сущностей. Прослеживается ритм становления, неустанных преобразований, трансмутаций, трансформаций. Поступь метаморфоз уловлена и крепко запечатлена в чеканной красочной вязи абстрактных и фигуративных (образных) мифологем – знаков и символов визионерского художественного мировидения, точнее- это разветвляющаяся цепь пластических метафор, в равной мере выражающих свершение как космических, так и психических (душевно-духовных) процессов. Это всеобщие Метаморфозы Сущего, застигнутые в действии, даже в витиевато –витальной органической геометрии, как бы «Абстракций» (например в графике). Главное, здесь это скорее не формы как таковые, не красота их статики, а скорее ритм изменений, путь Перемен, не формы, а, именно, процесс формирования в действии.
Здесь ощутима скорее творчески-волевая завороженность изменчивой, одновременно прекрасной и жутковатой множественностью полиморфоз-мира проявлений, чем поиск неких постоянных, неизменных идеальных сущностей, наподобие Идей-Эйдосов Платона или, каких либо универсальных, обретаемых раз и навсегда первоформ, как-то было у классиков абстракции таких как, например - Малевич, Мондриан и даже более экпрессивно-витальный Кандинский. Здесь же в нашем случае доминирует волшебство текучести, Тайна – Бытия, Потока, магия всепроницающего взаимопревращения одного, совсем, в другое. Здесь (взглядом художника) исследуется метаморфозная обратимость начал и качеств, где любое одно парадоксально и внезапно может обратится в совсем иное, когда подчас, одновременно соседствуют и совмещаются, совпадают Эрос и Танатос, разрушение и созидание, распад и кристаллизация, тоесть- силы универсальные, касающиеся всего Мира Проявлений, будь то биоорганизмы, структуры физического микромира или образования звездных галактик.
Исходя, из вышесказанного, мы можем заключить, что здесь глубоко оригинально продолжается та хотя и не центровая, не «магистральная», но также и не периферийная, а важнейшая, отнюдь не менее значимая ветвь художественного авангарда ХХ столетия, где развивалась, своего рода художественная натурфилософия, где, в частности, происходило эстетическое переосмысление открытых экспериментальной наукой (в том числе взглядом микроскопа и телескопа) загадок природного физического Универсума макро и микро мира в их естественно научном понимании.
Однако, попадая в контекст новаторского искусства, эти данные экспериментального опыта возводились в совсем иную – новую, качественную степень и обретали уже, можно сказать, свое духовно-метафизическое «Вертикальное измерение». Эти данные «мира фактов» становились теперь объектом исследования для художника – визионера -Тайновидства естества, становясь теперь сигналами и кодами не менее загадочного, чем Космос природно-физического «внутримирия» - субъективного, внутриличностного Психо-Космоса.
Как уже ясно, для знакомых, с развитием современного искусства (Авангарда или Модернизма) эта линия, эта направленность ассоциируется например с именем Филонова, Арпа, Миро пожалуй, Клее, Эрнста. Потому возвращаясь конкретно к нашему художнику можно констатировать, что личное авторское определение – «субъективный реализм» - вполне адекватно и справедливо.
Чисто визуальная броскость – формальная изощренность, порою аскетично – сдержанной, порою организовано многоцветной, цветистой, «пестрой» колористики, наряду с много-образной игрой обратимых, зачастую орнаментализируемых форм – все это создает особую зрительную и даже феерично-зрительную Ауру, что не приводит однако, к поверхностной декоративности и к внешней красивости, поскольку эти красоты письма по закону контраста органично соединены с драматичным тревожным содержанием, с трагической напряженностью мировидения и жизне-чувствования, с приметами в целом, «трагического чувства жизни» (Ф. Ницше), с Дионисийской Волей и вкусом к заглядыванию в Бездны и к укрощению Хаоса и прочих опасных и непослушных сил и стихий. Уже, отмеченная выше своеобразная натурфилософия, магия, мистика в трактовке природных, физических и биоорганических мотивов и космо-структур – то есть в целом интерпретация – художественное истолкование Природного Универсума во всех его явных и тайных связях «Всего со Всем» - все это заслуживает специального, особого осмысления.
Наш художник преодолевает разного рода дуалистические оппозиции и противоречия, точнее даже, напротив, не игнорируя различия контрастов, конфликтов и «диссонансов» Бытия, смело переступает границы, переходит пределы, как раз особо пристально исследуя, именно пограничье, переходные фазы и зоны, как уже говорилось, вещие мгновения перехода-превращения одного качества или явления «в свое» - подчас радикально Иное!
Таковы загадочные, отчасти пугающие, но при этом так же кажующиеся волшебно-чудесными, – то есть подобными Чуду, весьма непростые взаимоотношения, переходы и трансформации между природой органической и неорганической, между Живой и Неживой «материей», как, впрочем, и между самой Природой, – то есть Миром Естественным и Высокой Искусственностью самого искусства – особой сферой одухотворенного эстетизма, миром чисто художественного формо-образования, благородным вымыслом пластического воображения, где последнее - переход на еще высший уровень вдохновенного «фантазма» - экскурса в «Необычное» и в «Невозможное», которое и есть настоящий маяк и магнит для души творящего, созидающего!
Конкретизируя выше сказанное отметим, что аналогично, на уровне собственно образной системы (и авторской тематики) наибольшее внимание привлекают пограничья – переходные зоны, грани трансформации и метаморфозы между Бытием и Небытием, Жизнью и Смертью, распадом кристаллизации и регенерацией (возрождением или перевоплощением существ и сущностей в их зримом про-явлении). Процесс нетождественного обновления жизни в вечном круговороте стихийных, но мудрых Метаморфоз и в самом своеобразном «Космизме», который пронизывает и организует «микрокосмы», отдельно взятых картин коллажей и рисунков с их художественно оволшебствленной материей словно бы соучаствуют, и порою парадоксально взаимо – превращений, Сущностно разнородных контрастных стихий - Огня и Воды, Земли и Воздуха, космического Льда и Пламени. И в такого рода симбиозе намечается, предвосхищается какая-то иная, в свою очередь обращенная, преображенная форма существования «Материи», уже не сводимая к знакомым видам и типам в нашей земной природе.
Это, часто происходит в ситуациях, близких к катаклизмам и даже катастрофам, на переходных гранях, границах ломки, разрывов, мутаций, деформаций и т. п., когда Природа порою порождает «Чудовищ» - Монстро-образных Гибридов и первертных фантомов, но все же в этом оргиастическом избытке пламенеющего «фантазма» или непредсказуемой прихоти взаимо-действующих вольных стихий, предвосхищается Таинство обновления и, тем самым, чудо прекрасного – акт порождения какой-то небывалой, невиданной доселе, новой Ино-Природы!
Живая материя одновременно в муках и, быть может, в наслаждении, переходит из Жизни в Смерть, из Смерти в Жизнь, и тут возникает образность новой, странной Пост-Жизни, в некоем особом состоянии, не сводимом уже ни к Живому, ни к Мертвому – ни к тому, ни к другому.
Как и в самой жизни «природных» Космических стихий «Огонь живет смертью воды» (Гераклит Эфесский) и наоборот, так в соотношении Жизни и Смерти, распада и Формы, Бытия, они меняются ролями и затем причудливо сорастворяются или «срастаются» в неожиданном, чудо-образном, (хотя, порой и несколько «чудовищном») симбиозе –событии метаморфозы –в энигматичном Действе Взаимо-превращения! Сходящееся расходится, расходящееся- сходится. Музыка диссонансов, преодолеваемых противоречий, за которым все - же угадывается прекраснейшая гармония.
Так, например, в картине «Наследник» внезапно возникший из вулканично пламенеющих цветов, на фоне апокалиптического зарева, как бы, взорванных небес, монстро-образный скелет –обрубок, на самом деле, оказывается наделенным своеобразной постжизненной витальной силой. Он, по своему персонален, и столь же органичен, как и исторгнувшие его изломы кристаллических растений, и даже по своему монументален, словно некий памятник - изваяние, возвышаясь и торжествуя над бренной закатной роскошью земной природы. И бесполезно искать здесь, какой то, локальный, конкретизированный, один-единственный отдельно взятый смысл: здесь, конечно можно усмотреть и предупреждение об угрожающей человечеству его собственной саморазрушительной энергии, как и о возможности угрожающих жизни в-целом, планетарных и космических катастроф, и, таким образом, уловить здесь подтекст социально-экологического «предостерегающего искусства».
Исходя из знакомства с общим контекстом творчества Попова-Амшел и прослеживающихся годами сквозных тем его картин, мы обнаруживаем преобладание медитативного размышления-раздумия над вечными взаимо-отношениями Жизни и Смерти, Вечности и Становления, или, самого человека, Природы и Космоса ,Естества Физиологии и Духа, что тем самым роднит выше рассмотренное наиболее беспокойное, яростное и даже «Агрессивное» полотно, с более ранним, наиболее спокойным отрешенным произведением – со своеобразным воображаемым метафизическим «портретом» под красноречивым названием «Memento more» где, даже пустота иконного оклада в руке некоего философичного, самого по себе, несколько «иконописного» персонажа возможно говорит и возвещает об отказе от сотворения кумиров, пропуская, сквозь себя Истинно Божественную Тайну «Пустотной», но энергонасыщенной синевы властно безмолвствующих небес.
Аналогично, как бы, по «ту сторону добра и зла», звучит образная сила Истинно «Мертвой природы». Это есть, поэтика, буквально «Натюр-мортность» в композиции, парадоксально названной «Портрет в интерьере», где наблюдается загадочная оживленность черепа (этого классического мотива философского натюрморта – медитации, то есть опять же Memento more) и, на ряду с этим –напротив, некая «посмертная» абстрагированность и дематериализованность странно парящего подобия человеческого лица, этого стилизованно отстраненного профиля, в то время, как в стерильно – белой как бы «надгробной» колонне свитка бумажного листа словно некий клад таятся, кроются сгустки каких-то драгоценных свечений, не-то растительного, не-то, минерального происхождения. Все вышесказанное, при этом вовсе не означает полного этического имморализма художника. Ведь он, отнюдь, не чужд определенного сочувствия к бренности жизни и к трагическому, во многом, травматическому опыту человеческого существования –пребывания живого и мыслящего существа во Вселенной. Хотя, Человек для него не отделен от продолжения его психо-телесности во всей Вселенской Природе, но, Его взгляд на проблему этого существования – экзистенции, прежде всего философски – отрешен, возвышаясь над всякой занудной моралистикой и слезливыми сентиментами. Это взгляд художника par exelence, он эстетически созерцателен и испытующе – интеллектуален, но, главное – движим художественной волей «Kunst Wollen» творения красоты и формирования стиля. Этот взгляд, или, личный способ видения способен интерпретировать противоположности, отнюдь, не игнорируя при этом манящую своей загадочностью «игру различий» – ту рознь, которая «отец всех вещей».
Аналогично, и, все иные «полярные» противоположности здесь сходятся или меняются ролями в игре взаимо-отражений и взаимо-превращений. Здесь возникают формо-структуры, в равной мере напоминающие, как о мега-галактике и происхождении созвездий, так и об открытых через оптику микрокосма «элементарных», а, на самом деле, отнюдь не простых микроорганизмах, или в той же мере – о различимых и невооруженным глазом, но столь труднодоступных труднодостигаемых и, потому наделенных для нас Ареалом загадочности на-рождения подводной, «придонной» Флоры и Фауны.
Но, это, разумеется нигде не переходит в простой «естественнический» натурализм, поскольку, важна резонансная соответственность подобных форм и структур внешнего Мира, ритмам и процессам внутреннего психо-Космоса, душевно – духовного внутримирия, то-есть, структуре «внутреннего человека». Известен, касающийся, впрочем, сугубо, метафизического аспекта: соотношение духовного – Неба-и-Земного плана герметический афоризм: «Что вверху то и внизу!» (Гермес Трисмегист), менее часто вспоминают: «Что внутри то и снаружи!» (как и наоборот). Это касается и искусства, отношения внутреннего и визуально-чувственного опыта художника к миру объективно - природных реалий. Почему, например, так эстетически и волнуют и магнетизируют взгляд (живопись, графика и рельефные коллажи Попова-Амшел,). Природные структуры, явно почерпнутые из наиболее внечеловеческих – отчужденных от нашей повседневности сфер и отсеков окружающего физически-материального Универсума (будь то его микро- или макро– уровень). Почему так привлекают испытывающий взгляд и формотворящую Волю все эти странные формообразования, и, структуры, напоминающие одновременно, и, какие-то, биоморфные микроорганизмы, и, подводную природу, и, космопланетарные процессы. В чем секрет их эстетической резонансности в нас, их художественно-пластической экспрессии, и психической суггестии, их силы воздействия – их медитативно - настраивающегося звучания. Однако не будем забывать, что, именно, как Формы Структуры, экспрессивные Знаки, данные объекты из мира «объективной Природы» требуют для своего постижения, не только исследовательского инструментария – наблюдательных приборов и аналитической логики Ученого, но, и (в еще большей мере) Видящей Интуиции, и обобщающе-синтетического взгляда человека искусства – созерцателя и тайновидца Естества.
Ведь, собственно, только проходя, будучи пропускаемый через мыслящий кристалл сознания и сквозь магическую призму преображающего воображения (то есть Виденья). Все эти био- и космо- формы только и могут проявиться, обрести свою полную Реальность, стать собою вполне именно так: Они требуют контакта с активно-видящим и творчески мыслящим наблюдателем, а по сути: соучастником их проявления, со-автором самого космогонического процесса миросотворения (какими и являются люди познания и люди искусства – «немногие избранные»).Если эти природо-образные формы обрели свою форму эстетически-экспрессивную, т.е. проявили, раскрыли свою линеарную, фактурную, ритмическую и свето-цветовую выразительность, а так же обрели действенность сигнала – знака, значимость некой, пусть трудно дешифруемой, но насущной, сущностно-важной Вести. Значит они «изоморфны» структуре «внутреннего Человека» (Разумеется это касается лишь немногих наиболее мыслящих, видящих и чувствующих из нас). Хотя принцип нетождественной взаимоотраженности внешнего Макрокосмоса (от Светил – до Песчинки) и внутренность «микрокосмоса»- личностной структуры – это - аксиома высокого эзотеризма – герметики, алхимии. Да, и, в сущности, весь «внешний» природный мир есть, не только, наше причинное предшествование, но и наше продолжение – обратная проекция; проекция, «внутренность человека» в бесконечность Пространства. Вся наша психофизическая телесность неотделима от них – само жесткое разграничение, грань – рубеж между субъектом и миром объектов – это иллюзия, преодолеть которую нам лучше всего помогают парадокс и метафора искусства и данный – на сей раз уже субъективный – объективный метаморфоз так наглядно ощутимый в одухотворенных «биоморфизмах» живописи и графики Попова-Амшел. Однако, все же фактор предшествования – предсуществования, даже, на чисто биологическом уровне; здесь, тоже, небезынтересен, и, даже, весьма важен, например, фактор происхождения Жизни из Воды. Не отсюда ли, магнетизирующая своей загадкой, и, может быть, ностальгическая тяга к казалось-бы, столь несхожими с нашим привычным окружением Флоре и Фауне Подводья. Возможно, тут дает о себе знать полускрытая Память – припоминание о наших До- человеческих воплощениях, или, (если на сей раз обойтись без Мистики) о ранних, древнейших фазах развития жизни на Земле. Вполне возможно, в этом секрет, как-бы визуально - музыкального созвучия процессов и событий в недрах «Души – Психей» и взаимоподобие – изоморфизма душевно ментальных структур и ритмов с органикой познаваемой биосферой.
Хотя, весь этот материал «сырой» Природы по настоящему приобретает свой Смысл, лишь проходя через горнило своей эстетической художественной «переплавки», через канал своего творческого пере-осмысления и даже пере-создания, например, в нашем случае, через камерный “Космогонический” акт – творения многих малых, но, столь энергонасыщенных, картин и миров Попова-Амшел.

искусствовед Сергей Кусков. Москва 2001 год